Полина, поэтесса, известная как жена известного поэта, полулежала на козетке и грызла ногти. Виктория открыла дверь своим ключом.
- Где муж? – не поздоровавшись, спросила она.
С невесткой Виктория не церемонилась.
Впрочем, звали её не Виктория, а… сгореть со стыда. То же чувство, но более сложное, испытывал и брат поэт. Родители дали им катастрофические имена: Фёкла и Патрикей. Не прибавляла радости и фамилия – Сучаткины. Поэтому, выйдя замуж за критика Преображенского, Фёкла объявила себя Викторией, а Патрикей подписывался Иваном Непомнящим.
- Чей муж? – меланхолично отозвалась Полина.
По паспорту она была Сталина, но тоже сменила имя, хотя и по другим соображениям. В семидесятых все стали мало-помалу соображать.
- Наш, - съязвила Виктория.
Год назад она бросила Преображенского, назло ей раскритиковавшего в газете Ванькины стихи. Не простила кровной обиды, несмотря на Юльку, их сына, обожавшего папашу и теперь всячески мстившего ей за безотцовщину. Иван, войдя в её положение, временно замещал мужа, подбрасывая деньжат и ругаясь с Юлькиными учителями.
- А кто его знает… - пропела Полина.
- Ой, потеряешь.
Они недолюбливали друг друга, но каждая считала себя умной и скрывала свою неприязнь. Обе были уверены, что притворство умнее искренности.
- Нельзя потерять то, что тебе не принадлежит.
- Допустим, - усмехнулась Виктория, - но зачем сидеть в темноте?
Она сама свела брата с этой дурой, которой срочно понадобилась московская прописка. Патрикей был слаб здоровьем, припадал на обе ноги и тоже нуждался в помощи. Чем не пара? Вообще-то Виктория терпеть не могла стихов, даже братниных, но, обретаясь в литературных компаниях, предпочитала всё-таки поэтесс. Критикессы, прозаички и драматургини были злей на язык, да и на руку скупей.
- Я с ним третий день не разговариваю, - вдруг с надрывом сказала Полина. – Он мне осточертел.
- Бывает, - удовлетворённо кивнула Виктория, включая свет. – Все мужчины – скоты.
- Но не настолько же… - сникла Полина.
- На себя посмотри.
- А что?
- А то.
Полина нехотя поднялась и прошлёпала к зеркалу. Вот эта дурья её непосредственность и подкупила когда-то Викторию.
- Не хуже, чем всегда.
Как будто мало ей толстых щёк, прыщавого лба и сальных волос, разозлилась Виктория. Не дай бог, квартиру начнёт делить.
- Выше нос, подруга. Перемелется - мука будет, пирожков напечём. Съезди на недельку в Коктебель.
- В декабре-то?
- Ну, в Дубулты, там камины. И дюны, и публика, и вообще. Вон Окуджава поехал, и Белка собирается.
- А этот?
- Я за ним пригляжу.
- Да не об нём я печалюсь! – всплеснула руками Полина. - Не пустит или денег не даст. У нас опять режим экономии. На картошке сидим.
- А какой навар со стихов? Уж тебе, моя дорогая, объяснять не надо. Перевела бы что-нибудь, чем валяться да лапу сосать.
- Я поэму пишу, не хочу размениваться.
- И много написала?
- На полкило колбасы.
- Не смешно, - поджала губы Виктория. – Не с жиру бесишься, так со скуки. Был бы ребёнок…
- Ещё один? Боже избавь! Этого бы до ума довести.
- Ну, мне пора, - перебила Виктория. – Не одолжишь десятку? У меня сигареты кончились.
Полина вытащила из сумки кошелёк и демонстративно вытряхнула на стол трёшку и мелочь. Виктория демонстративно взяла трёшку.
- Да, забыла сказать. Гришка Веретенников умер.
- Как умер?! Он только что мне звонил!
- Значит, сразу после того. Хлопнул водки с морозу и привет.
- Где?!
- В цэдээловском ресторане.
- Врёшь!
- Я своими глазами видела! И охнуть не успел.
Полина бросилась на козетку и громко, в голос зарыдала. Виктория, не ожидавшая столь бурного проявления чувств, невольно попятилась.
- Не верю! Нет! Мы созданы друг для друга! Ничто нас не разлучит! Ты подлая! Вон отсюда!
- Очень интересно, - процедила Виктория. – Кажется, это дом моего брата. Моего несчастного брата, у которого жена стерва. И давно вы с Гришкой его дурачите?
- А ты думала! Без него я и дня б не прожила с этим чучелом! Отдай трёшку! Я еду в ЦДЛ!
- Так он уже дома. В кругу жены. Сомневаюсь, что там тебя ждут с нетерпением.
- Что же делать?! – билась головой о козетку Полина. – Как жить?!
Хлопнула дверь, и раздались шаркающие шаги.
- Ну, девчонки, - послышался из коридора фальцет Ивана, - поздравьте меня, я лауреат! Сумасшедшие деньги, двойной тираж и поездка в Африку! Эх, заживём!
Полина вскочила, вытирая слёзы. Виктория кинулась к брату обниматься. Был наскоро сооружён стол и разлита водка.
- Есть Бог, он всё видит! - с жаром воскликнула Виктория.- Выпьем за справедливость!
- Но почему в Африку? – недоумённо пробормотала Полина.- На родину Пушкина, что ли?
Виктория прыснула, за ней Иван, и все дружно расхохотались.
К полуночи, провожая Викторию, Полина растроганно поцеловала её.
- Зная твоё благородство, я ни о чём тебя не прошу, - сказала она.
- Да, деточка, - вздохнула Виктория, - ничего нет дороже семьи. Пойду позвоню Преображенскому, пусть сдохнет от зависти.
2000 г.
